Два шага маятника - Страница 51

Раз, два, три, четыре, пять… Обостренный слух Антона Сарджи отметил, что опыт начался ровно в пять часов пополудни.

Иголка шприца с трудом вошла в его припухшую старческую вену. Полипа слегка закусила губу. Сарджи увидел и это. Он вдруг вспомнил свою давно умершую жену и погибших сыновей. Время, время, как быстро течет оно! Чуть слышно он сказал:

- Попросите Ласкара Долли, чтобы он сам… Мне будет дорого его внимание.

Полина одобрительно кивнула ему и выпрямилась. Лицо его разгладилось, она, не отрываясь, с тревожной и напряженной улыбкой смотрела в глаза Сарджн. Он тоже смотрел на нее, словно хотел унести ее образ в то жуткое неведомое, что открывалось перед ним. Потом это милое лицо стало отодвигаться дальше и дальше, голубой туман скрыл черты лица, туман сгущался, становился плотнее и темнее, пока не закутал все на свете и не застлал мир немой и гулкой тишиной, в которой уже не было ничего знакомого и реального. «Наверное, вот так и умирают люди», - вило подумал Сарджи перед тем, как полностью окунуться в удушливо-вязкую темноту.

Через несколько минут на кушетке перед исследователями лежал уже не человек, а только тело человеческое, лишенное главного своего свойства - мыслить. В этом теле слабо билось сердце, пульсировала кровь, поддерживалась температура, но все сложное, исключительно тонкое и организованное, что наполняет человека и называется нервной системой, было уже парализовано, отключено или ослаблено до такой степени, что не оказывало почти никакого воздействия на работу мозговых клеток.

Это был глубокий сои, безопасная копия смерти. Но не смерть.

Карел Долли и его жена в эту ночь не выходили из лаборатории. Первый опыт с человеком, ответственность за жизнь которого лежала на них. Организм Антона Сарджи проходил стадию за стадией, медленно подвигаясь к той глубоко таинственной черте, которая отделяет жизнь от смерти. Так продолжалось несколько суток.

В лаборатории установилась тишина. Сотрудники едва слышно проходили по комнатам, свет был притушен, и в этой тишине слышнее становился гул осциллографов, счетных устройств и тикание секундомеров.

Жизнь в теле Сарджи, обвитом проводниками от аппаратов, пронзенном добрым десятком больших и малых игл, шла теперь только по милости этих сложных аппаратов, регулирующих дыхание, кровоток и работу сердца. Само по себе тело уже ничего не значило. В каждой его молекуле работал особый белок-катализатор, созданный совместным трудом Полины и Карела. Он делал свое дело.

Когда Сарджи перевезли под колпак, копирующий собой форму человеческого тела, все вышли из комнаты, стены которой были изолированы свинцовыми листами. За толстым стеклом смотрового окна появилось лицо Карела Долли, неузнаваемо измененное шлемом, более подходящим, пожалуй, для космонавта, чем для биолога.

Загорелись красные запрещающие надписи. За спиной Карела неподвижно стояла Полина.

- Включаю, - негромко сказал Карел, и голос его, измененный шлемофоном, звучал как чужой.

Полина смотрела через стекло. Старческое тело Сарджи слегка светилось. Может быть, это только обман зрения? Радиоактивные частицы впивались в него, пронзали каждую клетку, наполненную активным ускорителем. Именно в эти минуты решалось главное, из-за чего так долго и кропотливо трудились исследователи: нарушалась привычная связь атомов в живой молекуле, ломались устойчивые пути жизни, и вслед за этим все в организме изменялось для того, чтобы еще через какое-то время начать движение в обратную сторону - от старения к молодости, от дряхления к здоровью, но в конечном счете все-таки к смерти, к совершенно естественному, очень нестрашному, вероятно, неожиданному и очень далекому концу, когда откажет какой-нибудь полностью износившийся орган…

Полина сбоку заглянула в лицо мужа, скрытое шлемом.

Он не отводил взора с указателей сложнейшего аппарата. Твердо сжатые губы его побелели. Полина ждала. Ей показалось, что эти короткие минуты что-то уж очень длинны. Не забыл ли он?..

Полина вдруг вспомнила свою работу в Москве, Зорьку, побывавшую в стратосфере, и перевела взгляд на толстое стекло, за которым лежал Сарджи. Никогда не думала, что странные изменения, впервые наблюдаемые в Московском институте, приведут их вот к этому…

Карел сделал легкое движение рукой. В следующее мгновение он включил полный свет. Сеанс закончен. Напряжение исчезло. Карел не встал, не двинулся, он еще несколько минут сидел перед пультом управления, не в силах заставить себя подняться, заговорить, просто шевельнуть рукой или повернуть голову. Каждая ответственность по-своему трудна. Но эта…

После сеанса Сарджи снова поступил в распоряжение Полины.

Они вместе подошли к нему, вместе посмотрели на нервные стрелки приборов, проверили их показания.

- Кажется, хорошо принял излучение? - сказала Полина.

- Все в порядке, - ответил Карел словами, которые со времени полета Гагарина в космос стали крылатыми для исследователей и романтиков. - Сарджи выносливее, чем кажется с первого взгляда. Десять часов подготовки, а потом… Я сейчас поеду к Ласкару. Если он такой же, как вчера, попрошу его занять место на капитанском мостике.

В лаборатории продолжалась все та же напряженная работа. Впереди была еще «купель», еще радиосеанс, цель которого закрепить в ослабленном и расшатанном организме новые свойства, заставить атомы сгруппироваться по-иному, перевернуть молекулу, словно отражение в зеркале. На этой операции должен был присутствовать Ласкар Долли со своей электронной установкой, способной заметить малейшие отклонения в деятельности таких сложных и огромных сообществ клеток, какими являются мозг и другие органы человека.