Два шага маятника - Страница 3

Карел отдал распоряжение.

Пока лаборанты готовили ванну со льдом, биолог набросал на листе бумаги схему действия, подобрал медикаменты. Опыт продолжался. Теперь он шел по иному пути. Ученый отступал, но не сдавался.

- Наблюдайте за Эдит непрерывно. - распорядился Карел. - Если состояние животного хоть немного ухудшится, звоните мне сразу. Я буду наверху.

В кабинете он долго ходил из угла в угол, потом сел к столу и придвинул к себе несколько книг. Книги окружали его, сотни, много сотен умных, пытливых толстых и тонких книг, но больше всего книг без ответа на главный вопрос. Всё гипотезы, гипотезы и гипотезы, ни одного четкого вывода, ни одного конкретного решения во всем, что касается жизни и смерти организма. Неужели эта тайна непостижима для человеческого ума? Неужели никогда не проникнет разум в эту манящую область бытия, в святая святых природы?

Он читал долго, увлеченно. Затем придвинул стопку бумаги и стал писать. Телефон молчал. Значит там, внизу, ничего страшного не случилось. Пришлось отступить, ничего не поделаешь. Когда-то каждое такое отступление выводило его из равновесия и он готов был забросить все к черту. Но теперь… Сегодня он еще раз убедился, что омоложение организма методами хемотерапии невозможно. Но есть другие методы!

Домой он шел тоже пешком. Город Санта-Рок сиял разноцветными огнями.

Люди веселились, а у Карела настроение упало. Экая все же досада! Бесцельно потеряны долгие недели. Подвела Эдит, самая большая надежда… Ведь и до нее были сотни таких же попыток. Они принесли мелкие успехи, выяснили какие-то частности, даже позволили ввести в практику лечения несколько новых приемов. Конечно, и это польза, но если идти к цели столь медленными шагами, то не хватит и всей жизни… Видимо, лечение старости такими средствами, как химия, многого не даст. А что же даст?

Когда он пришел домой, уже стемнело. В маленькой гостиной стояла покойная тишина. Свет зажигать не хотелось. Карел уселся в кресло, забросил руки за голову и задумался.

Неудача. Неудача… Избран, видимо, не тот путь. А какой же нужен? Мысль его отчаянно искала выхода. Что делают другие ученые? Он стал перебирать в памяти все, что знал о биологах, работающих в близкой для него области. Мелькали имена, высказывания, разноречивые взгляды. Было много попыток проникнуть в сущность дела, были объяснения тех или иных явлений и даже смелые гипотезы, но Карел кое-что и сам знал, а во многое просто не верил, потому что но раз проверял, убеждаясь на опыте, что люди часто выдают желаемое за действительность и вводят себя и других в заблуждение, из которого потом не так легко выбраться. Потом появилась радостная мысль о возможной поездке, о встрече с Астауровым, Кнунянцем, с румынскими учеными. Что нового у них, как складываются исследования? Француз Бурльер, например, не очень-то признает доводы Пархона, но и сам не может сказать веского слова в гериатрии. А впрочем… Именно так, от каждого по капле и создастся новое. Если ему удастся опыт с крольчихой Эдит, если она выдержит, то он подвергнет ее еще одному испытанию, которое может принести успех.

Карел вызвал лабораторию. Подошел его помощник Дани.

Меля беспокоит Эдит, сказал Карел.

Она в полусне. Функции ослаблены, но без опасного упадка. - Дани подождал, не будет ли вопросов еще, затем спросил: - Может быть, немного повысить температуру?

- Я потому и позвонил. Только будьте осторожны, Данц. Крольчиха нам очень нужна.

Я тоже так считаю, шеф, повеселевшим голосом ответил он. - Она выдержит, можете быть спокойны.

Карел положил трубку, подумал, что Данц в общем хороший малый и смышленый медик, но очень осторожен. Так и полагается. Одни осторожен, второй любит рисковать. Риск - необходимый элемент творчества.

Если Эдит останется жива, они еще возьмутся за нее! Кое-что имеется в арсенале!

Карел опять уселся в кресло. В темноте так славно думается.

В это время в передней раздался короткий звонок. Кто это на ночь глядя?

Карел прошел через темный коридор, спустился по ступенькам и открыл дверь. С улицы скользнула полоска бледного света. У двери стоял Ласкар. Лицо его было озабочено. Он выглядел старше своих лет.

- Что-нибудь случилось?

Ласкар вошел, не ответив. Споткнулся о ступеньку, крякнул.

- Зажги свет, - сказал он недовольно.

Карел повернул выключатель. Ласкар сощурился. Да, выглядел он неважно. Карел обнял его за плечи. Старший брат только вздохнул и тяжело опустился в кресло.

- Неприятности?

- Нет, годы, Карел.

- Много об этом не следует думать.

- Хотелось бы забыть. Да не получается. Сегодня у меня был трудный день. Слишком много событий.

- Хорошие события. - Карел произнес эти слова настолько печально, что Ласкар улыбнулся.

- Вижу, дела в лаборатории не очень блестящи.

- Угадал. Топчемся на месте.

Они помолчали.

Ласкар Долли имел неосторожность родиться на восемнадцать лет раньше Карела - и отсюда берут начало некоторые стороны характера, отличающие Ласкара от брата. Все самое скверное, что случилось с народами мира в первую половину двадцатого века, в той или иной степени затронуло старшего Долли и, конечно, оставило на нем свои суровые отметины. Младший Долли не помнил первой мировой войны по вполне понятной причине: его еще не было. Зато Ласкар Долли может рассказать нам, с каким ужасом смотрел он, маленький мальчик, на пожары в родном городе, на чужих солдат, слушал грохот пушек и как ему хотелось есть… Карел не знал тяжестей послевоенных лет. Юный Ласкар испытал и это. Наконец, фашизм для Карела - только черное пятно в прошлом, известное по книгам, фильмам и смутным воспоминаниям детства, а для Ласкара фашизм обернулся и предательством его бывших друзей, и унижениями, и даже концлагерем. Вторая мировая война оставила на теле старшего Долли рубцы от осколков бомб, в мыслях - ненависть к войне и ко всякой диктатуре, а в характере некоторую долю цинизма и удрученности, очень мешавших ему чувствовать себя счастливым даже в хорошие минуты жизни. Война отняла у него и семью, сделала одиноким, а долгое одиночество породило замкнутость. Он стал угрюмым и сосредоточенным. На самую остроумную шутку Ласкар отвечал лишь скупой улыбкой. Он разучился радоваться.